Директор завода «Фильтр»: про налоги, зарубежных поставщиков и переживания из-за курсов валют

Завод «Фильтр» — одно из самых успешных и стабильных предприятий Калужской области — он находится в числе лидеров рынка, обновляет оборудование, платит дивиденды акционерам, и при этом не пользуется кредитами, не следит за курсом доллара, а директор говорит, что это, вообще, не совсем коммерческое предприятие. ДопОфис попробовал разобраться — почему.

Немного истории

В 1974, на базе работавшего в Товарково комбината «Строймашполимер» по производству строительных материалов, создали научно исследовательский участок для разработки технологии и оборудования для подземного выщелачивания урана. Сотрудников на участок собирали по всей стране. В Товарково давали жилье — так что ехали охотно.

Помимо основной задачи, участок вел разработки и по другим направлениям — от производства стеклопластиковых труб, до экспериментальных корпусов для гранатометов и получения волокон из полимеров. Из последнего направления в 80-е годы и возникло новое направление — производство жидкостных фильтров. В 1989 Министерство электронной промышленности объявило конкурс на разработку технологии изготовления воздушных фильтров для чистых помещений. Технология товарковского участка была признана лучшей.

В 1994 году научно-исследовательский участок был приватизирован трудовым коллективом.

Сейчас у Фильтра 50 акционеров, большинство из которых продолжают работать на предприятии. При этом, все они помнят нынешнего директора Михаила Кадомцева с тех пор, когда он еще пешком под стол ходил, а руководителем предприятия была Нина Константиновна Савинова (1974-1999). Вторым директором стал его отец Геннадий Кадомцев (1999-2011).

— Вы работаете в должности директора всего 8 лет и при этом вы всего лишь 3-й директор в истории предприятия. Такая несменяемость власти вызвана спецификой производства?

— К нам не может прийти директор с классическим бизнес-образованием, какие часто руководят иностранными компаниями, присутствующими в регионе. У нас не совсем коммерческое предприятие. Если бы это была чистая коммерция, тут все было бы гораздо хуже.

— А что здесь есть еще кроме коммерции?

— У нас есть коллектив, есть заказчики, есть поселок Товарково, в котором живут наши сотрудники и их семьи — и у тех, и у других, и у третьих, есть интересы, которые нужно учитывать. К заказам можно подходить формально, но мы стараемся так не делать. Например, приходит к нам рекламация — заказчик недоволен, в партии неисправные изделия, причина на стороне заказчика, изделия побили в процессе приемки. В таких случаях, если речь не идет о больших суммах, мы меняем неисправные изделия, но просим заказчика быть внимательнее. Если бы по каждому такому поводу мы с заказчиками поступали формально, у нас бы их было гораздо меньше.

— Вы ведь еще и депутат районного собрания. Для директора такого завода депутатство неизбежно?

— Нет. Вовсе нет. Для меня это просто интересный опыт, многим стоит попробовать поставить себя на место депутатов и чиновников. Все кричат, что Путин ворует, Госдума — ворует, а я про них ничего не знаю. Я вижу только чиновников местного уровня и среди них полно хороших, честных профессионалов, но условия, в которых они работают, и количество ресурсов, которыми они располагают… Первое мое откровение о власти случилось в 2005-м году, когда мы начали развивать новое направление производства — вентиляционное оборудование. Покупали технику, разрабатывали новые изделия, испытывали их — все как обычно. Мне доверили работу с поставщиками, я контролировал и отвечал за все закупки сырья. В год на это направление у нас уходило 35-40 миллионов рублей. А папа мой в это время был депутатом поселкового собрания Товарково, руководил бюджетным комитетом. И вот однажды я застал его за работой над бюджетом и в шутку спросил: «Бюджет пилишь?», а он мне в ответ: «Ты дурак? Сколько ты думаешь бюджет поселка?» Я искренне ответил: «Миллионов двести». А он мне: «Парень! Двадцать пять!» Это было первое в моей жизни откровение о том, какими на самом деле ресурсами управляет исполнительная власть на местном уровне в России. Ну, вот что мне с этих властей просить? У них, правда, нет денег.

— А куда же уходят налоги?

— Когда начинаешь, вникать в устройство бюджета нашей страны понимаешь, что да — воруют, используют неэффективно. Бесспорно, воруют, но ведь — и налоги не платят! Основной источник поступления денег в районный бюджет — это налоги на доходы. При этом, если бюджет района это где-то 1 млрд. 200 млн. рублей, то налоговых сборов в нем 700-800 миллионов. Все остальное — субсидии. В бюджете есть раздел: прогноз социально экономического развития, в котором дается фактура за прошлый год, в которой можно увидеть, что суммарная начисленная заработная плата 5,5 млрд. рублей, прибыль прибыльных промышленных предприятий — просто смех, рентабельность, близкая к нулю … А дальше начинаются расходы: оборот розничной торговли 6 миллиардов, общепит и услуги — еще около миллиарда. Если прибавить сюда данные по покупкам автомобилей или бытовой техники за пределами региона и другие траты, не отраженные в статистике, то получится, что зарабатываем 5,5 миллиардов, а тратим 10-15. При этом каждый первый считает себя вправе сказать: «Вот эти мудаки при власти все украли. Я плачу налоги, где мои деньги?» Но налоги не платят. Вот я — директор завода, который платит налоги и дивиденды акционерам, но у меня нет собственной машины — только служебная. И когда я вижу, как директор фирмы с официальным годовым оборотом 10-12 миллионов, ездит на машине за 7, я за него очень радуюсь, но его аргументы по поводу того, что власти плохо работают, мне не интересны. Уважаемый, ты налоги бы заплатил! Ты платишь налоги, они оказывают тебе услугу. Хотя мы вот платим, а некоторые услуги нам не оказывают… Платить налоги — это дорого, но это правильно. В том числе потому, что мы платим налоги, мы не совсем коммерческое предприятие. На «Фильтре» работает 97 человек, вместе с семьями получается почти триста. Все они живут в поселке Товарково. Должен завод поддерживать налогами поселок? Должен.

— Вы вообще государственной помощью не пользуетесь? Кредиты? Субсидии?

— Кредиты мы вообще не берем. Никогда не брали, и я надеюсь, в дальнейшем не придется. Это очень рискованно, и потом: брать кредит на 10 миллионов нам как бы, не подо что, а брать 100 миллионов на новый проект — такого мы не умеем, а, может быть, и не хотим. Нам привычнее поступательное развитие. К с частью, все акционеры с этим согласны. Да, хочется денег побольше, но в пределах разумного, потому что можно разогреться так, что сгоришь. Полно примеров вокруг, когда предприятие вломило гигантское количество своих денег, да еще и кредит. Этот кредит попросили вернуть. А продукция по какой-то причине не пошла. Был риск, и он не оправдался. Мы так не хотим. Мы потихоньку. А вот что касается субсидий — это тот инструмент, который мы считаем полезным и с удовольствием пользуемся. Мы получаем субсидии и как компенсацию затрат на приобретение оборудования, и на участие в выставках. Субсидии — очень полезный инструмент, и я всем советую к нему прибегать.

— Считается, что их достаточно сложно получить.

— Меня раньше спрашивали, сколько я туда занес, чтобы получить субсидию. Когда мы первый раз получили субсидию, года четыре назад, дело было под Новый год, я вместе с документами решил занести бутылку шампанского и коробку конфет. Мне сказали: «Ты что!? Не возьмем!» Там нет никаких проблем, никакого геморроя, все очень просто. Но ты должен быть белым и пушистым — платить налоги и хорошую зарплату.

Конкуренция с непонятным

— Как бы вы описали положение «Фильтра на» рынке?

— Если взять сверхвысоко-эффективную фильтрацию воздуха, то по объемам производства фильтров мы, скорее всего, будем в тройке лидеров. Но, нужно понимать, что производителей в этой сфере не много. Компаний, с которыми приятно конкурировать — тех, кто использует нормальное сырье, у кого есть собственные системы испытания — раз-два и обчелся. Зато много непонятных производителей — где они производят, из чего, как испытывают — все покрыто тайной. Войти на рынок производства воздушных фильтров не дешево — одно испытательное оборудование обойдется не меньше 200 000 евро. За эти деньги можно купить испытательный стенд, формально соответствующий действующим стандартам. Хороший стенд, который на проверку фильтра тратит пять минут, а значит, его можно встроить в технологическую цепочку, стоит уже не меньше 1 млн. евро. Эти вложения влияют на стоимость готовой продукции, а значит продукция, заявленная как аналогичная, но в тоже время стоящая существенно ниже рынка — просто не проверяется. Такие производители частенько выигрывают тендеры, их фильтры попадают, например, в больницы, как их там проверят? Мы можем выиграть конкурс, проводимый фармацевтической компанией, которая на месте установки поверяет качество фильтрации — им нужно качество и они за него платят. А вот в больничные тендеры мы даже не суемся, поскольку там главное — низкая цена, и тут мы с непонятными производителями конкурировать почти не можем.

— А что касается жидкостных фильтров?

— Здесь в части промышленной фильтрации воды мы не только в тройке лидеров, но и, возможно, крупнейший производитель. Но в этой сфере мы работаем не только с промышленными предприятиями, но и немного затрагиваем бытовую сферу. У нас есть партнер — компания «БВТ Барьер РУС» (торговая марка «Барьер»), для которой мы поставляем фильтры для бытового применения. Но опять-таки, из-за высокого качества, у нас дорогие фильтры. Есть пара розничных магазинов в Курской области, которые покупают у нас фильтры и как-то умудряются их продавать. Но с массовым сетевым сегментом мы конкурировать не можем. Там заводская цена 15 рублей, а в наших фильтрах сырья на большую сумму. У нас ведь есть возможность тестировать все эти бытовые фильтры. Около 20%, присутствующих на рынке бытовых фильтров, более или менее соответствуют заявленной на этикетке эффективности. Остальные — просто трэш.

— Почему же они присутствуют на рынке?

— В России не стандартизирована методика испытания фильтрующих элементов для воды. Работа над созданием такой методики ведется, мы принимаем в ней участие и все будет нормально, года через два она у нас появится. Самое неприятное, что с промышленной фильтрацией та же самая история — стандартов нет. Те, кто испытывает промышленные фильтры для воды, пользуются переработанными методиками для испытания фильтров гидравлического масла. Промышленность страдает из-за отсутствия стандарта. При объявлении тендера невозможно четко указать характеристики фильтра. Померить эффективность победившего в тендере фильтра, покупатель опять-таки не всегда может. А У него из-за этого фильтра оборудование работает неправильно или выходит из строя.

— У вас есть еще и третье направление…

— Да, еще мы занимаемся производством вентиляционного оборудования и ограждающих конструкций для чистых производственных помещений. Это небольшой и очень специфический рынок, на котором мало игроков, потому что это всегда поставки на стройку, а строек не так много. Есть много разных индексов, по которым сравнивают экономическую мощь, уровень жизни или цен или технологичную развитость стран — есть индекс «Биг Мака», есть ВВП по ППС, а есть количество чистых производственных помещений на душу населения. Он показывает, насколько в стране развиты: медицина, фармацевтика, микроэлектроника, оптика, пищевая промышленность и т.д. И наша страна в этом рейтинге сильно очень далека от лидеров. За 2015-16 годы из-за санкций и колебания курса валют многие стройки просто встали.

Отечественный картон и импортные метизы

— Этот рынок настолько зависит от иностранных поставок?

— Давай смотреть. Возьмем стандартный набор для чистого помещения, который мы поставляем одному из наших постоянных клиентов: подвесные потолки, фильтровентиляционные модули и фильтры. Подвесные потолки: алюминиевый профиль — наш, отечественный, порошковое покрытие для окраски этого профиля — не наше, импортное. Фильтры: алюминиевая рамка — наша, картон — наш, фильтровальная бумага — не наша, полиуретан — не наш, уплотнительная резинка — не наша, клей-расплав — не наш. Фильтровентиляционный модуль: метал корпуса — наш, все покрытия корпуса — не наши, картон наш, шумоизоляция произведена у нас иностранной компанией, мотор-вентилятор — из Германии, транспортировочные ручки из Швеции. Заклепки, и даже метизы — не наши.

— Ну, уж метизы-то…

— Мы покупали у отечественного производителя, был такой опыт. Но там то резьба не прорезана, то еще чего-нибудь, да и не факт что дешевле европейских.

— Понятно, а мы что-нибудь за рубеж поставляем?

— Мы — да. Уже четвертый год мы, пусть небольшими объемами, но поставляем нашу продукцию в страны западной Европы. Примерно на 100 тысяч евро в год. В планах Ближний Восток — все эти богатые нефтеносные страны, у которых большие проблемы с пресной водой. Наша продукция там интересна. Здесь мы столкнулись с проблемой сертификации. Там нужен сертификат американской ассоциации NSF, европейские производители могут работать без него, а мы нет. Так что мы сейчас на пути к его получению. В наших фильтрах мы уверены, надо подтянуть производство и оборудование.

Курс доллара и лишние нервы

— Сейчас многие боятся наступления какого-то нового кризиса.

— Мы работаем с валютой и нам конечно тоже страшно. Но в какой-то момент мы с нашим главбухом решили, что мы не будем следить за курсом. Потому что сырье и комплектующие нам нужно будет покупать независимо от курса. Мы не специалисты в валютном рынке, зачем нам нервы тратить на переживания по этому поводу? Да, когда мы планируем какие-то большие закупки, мы устанавливаем коридор курса, но он нам нужен исключительно для того, чтобы составить договор и правильно определить отпускные цены . Если заказчик продукции готов дать предоплату побольше, мы и сырья для работы купим больше, а значит вместе подстрахуемся от колебаний курса. Самое неприятное, что может принести нам какой-нибудь очередной кризис — это удар по доходам сотрудников. Оплата труда всех сотрудников складывается из оклада (не минимального) и квартальной премии, которая строго и по-честному привязана к объемам производства. Чем больше мы работаем — тем больше зарабатываем. Главное чтобы у нас была работа. Но в том, что она будет, я уверен, тут пережили и 90-е, и 2008-й, и 2014-й. Коллектив не разбежался. Будет еще кризис — и его тоже преодолеем.